Кузнецов Игорь Михайлович,

кандидат социологических наук,

ведущий научный сотрудник,

Институт социологии ФНИСЦ РАН,

Москва.

E-mail: ingvar31@yandex.ru

Глава V. Консолидирующие ценности россиян: сферы устойчивости и трансформации

Для современной России характерна вариативность ценностных систем, определяемая сложной этносоциальной и религиозной структурой общества. Поэтому актуальность определения ценностных основ обеспечения согласия в российском обществе с учетом его социального, культурного, этнического, религиозного многообразия вряд ли нуждается в специальных обоснованиях. Общественное согласие – это, прежде всего, согласованность в восприятии текущих реалий и событий как внутри, так вне России представителями разных социокультурных слоев общества. Такое понимание термина «согласие» позволяет избежать трактовок, сводящих общественное согласие к единомыслию. Общность восприятия социальных процессов не предполагает единообразия оценок и реакций на одинаково воспринимаемую ситуацию, однако обеспечивает базу для конструктивного диалога и согласованного взаимодействия в тех случаях, когда это необходимо. Отсутствие такой общности порождает не столько дискуссию, сколько неконструктивное противостояние, угрожающее стабильности сообщества.

С методологической точки зрения, одна из ключевых проблем определения общей ценностной основы согласия состоит в том, какой срез или аспект общественной системы ценностей может в наибольшей мере обеспечить общность картины мира граждан России, независимо от их социально-политических взглядов, этнокультурной и религиозной идентичности, разного исторического опыта пребывания в составе России и опыта контактов с другими народами, населяющими страну. В процессе решения этой проблемы мы сформулировали рабочую концепцию ценностных смыслов, которая, с одной стороны, позволила обобщить проведенные ранее исследования ценностей россиян, а с другой – определить базовые ценностные смыслы, составляющие специфическую общероссийскую систему соотнесения (систему координат) восприятия и интерпретации текущих событий в стране и мире, разделяемую большинством россиян и определяющую «традиционалистский» имидж современной России в глобальном пространстве.

5.1. Концепция и инструментарий исследования
общих ценностных смыслов

В самом упрощенном виде при поиске общих ценностных оснований консолидации граждан России можно выделить два методологических подхода. Один из них состоит в формулировании определенного списка ценностей-понятий с дальнейшим отслеживанием в эмпирическом социологическом исследовании вариаций в предпочтениях тех или иных ценностных наборов среди различных групп населения. Впервые в постсоветской России такой подход был осуществлен в рамках исследования базовых ценностей россиян¹, а систематическое исследование ценностей россиян на протяжении ряда лет осуществлялось под руководством Н. И. Лапина². Указанный подход в целом лежит в русле общемировой традиции эмпирического исследования ценностей, а наиболее авторитетными для кросс-национальных исследований в последнее десятилетие являются методики Р. Инглхарта³ Ш. Шварца⁴, Г. Хофстеде⁵.

Однако применение этого подхода к поиску общих оснований консолидации людей, ориентирующихся на различающиеся системы ценностей, вряд ли можно признать приемлемым по ряду причин. Во-первых, это практическая невозможность сформулировать логически обоснованный, исчерпывающий, но, в то же время ограниченный по количеству список ценностей, на что указали авторы первого исследования базовых ценностей россиян⁶. Хофстеде, обосновывая свою четырехмерную модель культурных измерений, указывал, что «ценности, по которым страны различаются друг от друга, статистически объединяются в четыре кластера»⁷, т.е. фактически вводил произвольные ограничения на набор ценностей, отбирая только те, что могут различаться в разных странах. А Шварц просто «постулировал, что все индивидуальные ценности основываются на базовых условиях человеческого существования (одном или более): а) потребности организма, б) стремление к социальным взаимодействиям и в) потребность в принадлежности к группе»⁸.

Во-вторых, понятие, обозначающее ту или иную ценность, имеет множество смыслов, отражающих истолкование данной ценности от самого архаического до вполне модернизированного. Так, например, такая ценность, как «иерархия» (или «дистанция власти» в концепции Хофстеде) может интерпретироваться, с одной стороны, как имманентное, даже наследуемое неравенство людей, находящихся на разных уровнях общественной иерархии, когда личностное достоинство индивида определяется его местом в иерархии («место красит человека») С другой стороны, иерархия может признаваться практически полезной для организации взаимодействия, но не создающей личностного неравенства. В последнем контексте, например, не возникает вопроса о том, человек ли «красит» место, или наоборот, поскольку качество личности уже не связывается со статусом в иерархии.

Очевидно, что усредненная оценка отношения к той или иной ценности без учета различий в ее смысловой интерпретации не будет достаточно информативной для оценки сходства/различия в отношении к этой ценности. Наконец, многообразие наборов ценностей и ценностных смыслов само собой разумеющееся для разных этнокультурных и религиозных сообществ России и, более того, находящихся на разных стадиях процесса модернизации, делает методологически неэффективным поиск ценностных оснований межнационального и межрелигиозного согласия россиян на уровне исследования списков ценностей и их содержательного наполнения.

Возможность иного, методологически более эффективного подхода к поиску общих ценностных оснований, объединяющих этнически и религиозно разнообразное население России, обнаруживается при внимательном анализе принципов изучения ценностных систем современных обществ, реализованных в уже упомянутых выше исследованиях Р. Инглхарта, Г. Хофстеде и Ш. Шварца, но с некоторыми изменениями и дополнениями. Так, в концепции Инглхарта типологизация ценностных систем осуществляется в пространстве, ограниченном двумя осями измерений. Первое из этих измерений отражает сравнительные различия в рамках бинарной оппозиции «традиционные ценности – секулярно-рациональные ценности», а второе – в рамках оппозиции «ценности выживания – ценности самовыражения»⁹. Переход от «традиционных» к «секулярно-рациональным» ценностям происходит в процессе модернизации общества и последовательном отказе от религиозных норм в пользу рациональных оснований. Переход от «ценностей выживания» к «ценностям самореализации» происходит на стадии постмодерна и выражается в отказе от подчинения нормам общественной необходимости и полезности и переориентации на ценности личностной автономии. Этот второй переход обычно связывают с ростом общего уровня благосостояния и безопасности.

На наш взгляд, эти два измерения можно свести к одному: «ценности традиционализма – секулярно-рациональные ценности». Оппозиция «ценности выживания – ценности самореализация» по сути представляет разные мотивационные векторы любых ценностно ориентированных практик.

Так, актуализация какой-либо ценности (например, ценности семьи) в общественной практике может быть мотивирована и/или одобряема как способ «выживания» или как способ «самореализации», что ведет к соответствующей модификации конкретных практик в рамках семейной жизни. Это касается и распределения семейных ролей, и особенностей семейной иерархии, и контекстов сексуальных отношений между супругами. При этом сами понятия «выживание» и «самореализация» имеют разное содержательное наполнение в зависимости от системного контекста использования этих понятий. Так, в традиционалистской системе ценностей под «выживанием» может пониматься прежде всего поддержание стабильности и предсказуемой эволюции сообщества, а в секулярно-рациональной системе, где материальное благополучие и безопасность сообщества само собой разумеются, под «выживанием» может, скорее, пониматься физическое выживание индивида, что отражается в максиме самоценности человеческой жизни, характерной именно для сообществ постмодерна. То же относится и к пониманию «самореализации». В традиционалистской системе ценностей под «самореализацией» может пониматься вклад индивида в поддержание сохранности сообщества как в плане физическом, так и в отношении его культурной идентичности, при необходимости даже ценой собственной жизни. А в секулярно-рациональной системе – это, скорее, объективация (в каких-либо артефактах и/или практиках) личностной идентичности («Я-концепции») как самоценности. В целом, можно сделать вывод, что в концепции Инглхарта крайние полюса истолкования ценностных смыслов (таких, например, как вера в Бога, семья, дети и т.п.) обозначаются как обобщенные дискретные ценности (ценности «традиционалистские» или «секулярно-рациональные»).

Еще более отчетливо условность выделения дискретных ценностей выражена в концепции Ш. Шварца. «Совокупность ценностей представляет собой мотивационный континуум, …мотивационные различия между ценностями могут рассматриваться скорее, как непрерывные, чем как дискретные. Мы… рассматриваем их как отдельные, если это удобно для исследования. Наше разделение континуума, основанное на теории, является произвольным»¹⁰. Иными словами, Шварц ориентируется на некое пространство ценностных смыслов, которое, в зависимости от тех или иных исследовательских задач, можно определенным образом структурировать и обозначить как «дискретные» ценности. Таким образом, концепция Шварца открывает возможность отказаться от составления списков ценностей и сосредоточиться на исследовании смысловых контекстов тех или иных ценностных систем, что, в частности, обеспечивает общие основания для сравнения культурно и религиозно специфических наборов ценностей.

В нашей рабочей концепции набор ценностей, их определенная структура в том или ином культурно-историчном сообществе признается относительно постоянной во времени, а процесс кажущейся смены ценностей сводится к изменению содержательного наполнения понятий, обозначающих общественные ценности. Эти постепенные изменения содержания той или иной ценности можно расположить между двумя полюсами – традиционалистское истолкование ценности и модернистское (секулярно-рациональное) истолкование. Таким образом, если мы хотим фиксировать текущее состояние данной системы ценностей или сопоставить разные системы, то мы должны определить положение рассматриваемых систем ценностей на шкале «традиционализм  модернизм».

Фактически, такой подход уже был практически реализован Хофстеде при сравнении культурно различающихся систем ценностей. Основные параметры культуры, сформулированные им и его коллегами, можно интерпретировать как ценностные максимы, имеющие традиционный или модернистский смысл (в рамках данной культурно-историчной среды). Так, например, параметр «дистанция власти»¹¹ (или ценность «Власть» у Шварца) не что иное, по нашему мнению, как интерпретация ценности иерархии как способа организации любого взаимодействия. Иерархия может быть предельно жесткой и всеобъемлющей, что выражается в безусловном личностном неравенстве разностатусных индивидов («высокая дистанция власти» в терминах Хофстеде). А это и есть традиционалистский контекст истолкования иерархии. С другой стороны, иерархия в модернистском (секулярно-рациональном) контексте может пониматься как практически полезная для организации взаимодействия, но не создающая личностного неравенства («низкая дистанция власти» у Хофстеде). В этом последнем контексте, например, не возникает вопроса о том, человек ли «красит» место, или наоборот, поскольку качество личности уже не связывается со статусом в иерархии.

При этом, говоря о традиционализме, мы придерживаемся широкого понимания традиции как «социального и культурного наследия, передающегося от поколения к поколению и воспроизводящегося в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени»¹². Мы согласны с мнением, что традиционализм нельзя противопоставлять модернизации и «что в современных обществах происходит не детрадиционализация, а изменение роли традиций»¹³.

В нашем понимании базирование на традиции означает ориентацию на ставшие обычаями общепринятые жизненные цели, а также стратегии достижения целей. Это означает, что любые (даже самые новаторские с точки зрения сегодняшнего дня) поведенческие стратегии и практики превращаются в «традиционные» тогда, когда они становятся общепризнанными и доминирующими в обществе. Традиционализм в повседневном сознании (а не в политических дискурсах) означает лишь опору на проверенные временем образцы деятельности независимо от времени появления этих образцов. Однако ориентация на традицию вовсе не означает закрытость к восприятию инноваций.

Процесс интеграции инноваций в традиционную систему мы можем обозначить как традиционализацию инноваций, что обеспечивает их легитимацию в традиционном сознании. Особенно отчетливо процесс легитимации инноваций путем включения их в традицию прослеживается при анализе стратегий модернизации в России¹⁴. По мере включения инноваций в традиционную систему параллельно происходит процесс модернизации самих традиций, что обеспечивает их устойчивость во времени. Так, по мнению Э. Гидденса, одно из направлений модернизации традиции в постмодерном обществе состоит в том, что «традиции сохраняются только в той мере, в какой они оказываются доступны для дискурсивного обоснования и открытого диалога не только с другими традициями, но и с альтернативными способами деятельности»¹⁵, т.е. рационализируются, перепроверяются в рамках научных процедур.

В итоге, мы определяем традиционный полюс системы ценностей как центрированный на поддержании стабильности и преемственности во времени данного сообщества, а секулярно-рациональный полюс той же системы ценностей как центрированный на поддержании определенности и самодостаточности отдельных индивидов (независимости от сообщества).

Изложенный выше подход был использован при исследовании ценностных оснований консолидации россиян в рамках реализации проекта 2014–2018 гг. «Ресурс межэтнического согласия в консолидации российского общества: общее и особенное в региональном разнообразии».

Инструментарий исследования ценностных смыслов

Мы предлагали респондентам (в рамках семибалльной шкалы) сделать выбор между двумя парами альтернативных бытовых суждений, отражающих разнополярные интерпретации одной и той же ценности. Эти суждения в дальнейшем мы будем называть ценностными ориентирами, чтобы отличить их от собственно ценностей. Отбор ценностных ориентиров был осуществлен из совокупности ценностных суждений, уже достаточно апробированных в отечественной социологии¹⁶. Часть суждений, отражающая некоторые параметры типологии культур Хофстеде, была сконструирована нами по аналогии с суждениями, использованными им для измерения «дистанции власти» и параметра «индивидуализм – коллективизм»¹⁷. При этом нами были отобраны три пары суждений, отражающих терминальные ценностные ориентиры, т.е. ориентиры абстрактно-идеологического уровня, и три – инструментальные ориентиры, составляющие систему норм (или мотиваций) повседневной деятельности.

Ниже приведён список пар высказываний, использованных в исследовании 2014 – 2016 гг. (табл. 5.1.1).

Таблица 5.1.1

Список альтернативных пар ценностных ориентиров (2014−2016 гг.)

Ориентация на традицию	Ориентация на модернизм
Инструментальные ценностные ориентиры
1. Лучше работать там, где в первую очередь ценят теплые человеческие отношения	Лучше работать там, где в первую очередь ценят профессиональные качества сотрудника
2. Начальник всегда должен принимать все решения и отвечать за всё	Тот, кто выполняет задание, должен сам принимать решения и нести за них ответственность
3. В общественных местах надо одеваться и вести себя как все, строго следуя принятым правилам	В общественных местах можно одеваться и вести себя как нравится самому, лишь бы не нарушать закон
Терминальные ценностные ориентиры
4. Россия – другая страна, ей не нужен западный образ жизни	Россия должна жить по тем же правилам, что и современные западные страны
5. Лучше добиться меньшего успеха в жизни, но не переступать через моральные нормы и принципы	Чтобы добиться успеха в жизни, иногда приходится переступать через моральные нормы и принципы
6. Надо всегда уважать традиции, обычаи, следовать привычному, принятому большинством	Надо всегда искать новое в жизни, даже если большинство это не примет, и ты окажешься в меньшинстве

Оценка по каждой паре суждений могла колебаться от 1 до 6 (от 1 – безусловное согласие с суждением традиционалистского полюса до 6 – безусловное согласие с модернистским полюсом). Баллы 1–2 интерпретировались как поддержка традиционного полюса, 5–6 – модернистского полюса, а оценка 3–4 балла свидетельствовала о промежуточной позиции респондента по данному пункту. Более того, чтобы оценить систематичность ориентации респондентов на тот или иной полюс, мы вычисляли средний арифметический балл по всем парам суждений ценностных ориентиров. В результате весь массив ответивших по общим усредненным оценкам расположился на шкале от 1 до 6 баллов. И далее по положению на этой шкале можно было разделить всех ответивших на три аналитические группы: (1) ориентированные на традицию (средний балл в интервале 1–2,5); (2) занимающие промежуточную позицию (средний балл в интервале 2,6–3,5) и (3) ориентированные на модернизм (средний балл в интервале 3,6–6).

Позднее в исследованиях 2017−2018 гг. мы частично изменили формулировки некоторых пар инструментальных и терминальных ценностных суждений следующим образом (табл. 5.1.2).

Таблица 5.1.2

Список альтернативных пар ценностных ориентиров (2017−2018 гг.)

Ориентация на традицию	Ориентация на модернизм
Инструментальные ценностные ориентиры
1. Государство должно обеспечивать средний уровень благосостояния для всех своих граждан	Человек должен сам обеспечивать себя и свою семью, и не рассчитывать на поддержку со стороны государства
2. Нужно уметь приспосабливаться к реальности, а не тратить силы на борьбу с ней	Нужно активно бороться за свои интересы и права
3. В общественных местах надо одеваться и вести себя как все, строго следуя принятым правилам	В общественных местах можно одеваться и вести себя как нравится самому, лишь бы не нарушать закон
Терминальные ценностные ориентиры
4. Россия – другая страна, ей не нужен западный образ жизни	Россия должна жить по тем же правилам, что и современные западные страны
5. Лучше добиться меньшего успеха в жизни, но не переступать через моральные нормы и принципы	Чтобы добиться успеха в жизни, иногда приходится переступать через моральные нормы и принципы
6. Россия прежде всего должна быть державой с мощными вооруженными силами	Россия прежде всего должна заботиться о благосостоянии собственных граждан

Это было сделано для того чтобы на сравнительном материале проверить гипотезу о том, что традиционалистские (или модернистские) ценностные диспозиции актуальны независимо от конкретного набора ценностей.

5.2. Общероссийские ценности: консерватизм и обновление

Детальный анализ соотношений групп респондентов, ориентированных на традиционализм, модернизм и еще не определившихся в свих ценностных диспозициях в исследованных регионах России дан в ряде публикаций по проекту¹⁸. Согласно полученным нами данным, современное российское сообщество никак нельзя назвать базирующимся на традиционных ценностях. По преимуществу россияне находятся в процессе переосмысления ценностных приоритетов, хотя и относительно велика доля тех, кто систематически придерживается традиционалистских интерпретаций тех или иных ценностей. Составление реакций на стандартные жизненные ситуации представителей групп «традиционалистов» и тех, кто находится в процессе переосмысления ценностных смыслов показало, что реакции «традиционалистов» более согласованы. Причем согласованность взглядов «традиционалистов» прослеживалась как среди респондентов разных возрастов, так и на уровне разных регионов и национальностей. Это позволило сделать вывод о том, что сам по себе традиционализм в интерпретации ценностей, независимо от вероятных различий в наборе ценностей и их иерархии, служит одним из ключевых оснований согласованного отношения россиян к ключевым вопросам текущей жизни, независимо от социально-культурного многообразия, присущего российскому обществу.

Продолжение проекта, включение в список регионов такого специфического субъекта Российской Федерации как Республика Башкортостан с примерно одинаковой представленностью ряда национальностей (башкир, татар, русских), а также региона, активное заселение которого представителями разных национальностей началось относительно недавно (ХМАО−Югра) позволило уточнить полученные ранее выводы и рассмотреть вопрос о ценностных основаниях консолидации мусульман и православных граждан России. Распределение оценок согласия с той или иной трактовкой ценностных ориентиров во всех исследованных регионах России раздельно по терминальным и инструментальным ценностям представлено в таблице 5.2.1.

Таблица 5.2.1

Оценки согласия с традиционалистским или модернистским истолкованием терминальных и инструментальных ценностных ориентиров, (2014-2018 гг.)

в % от ответивших в каждом регионе

Позиция на шкале «традиционализм − модернизм»	Москва	Московская область	Астраханская область	Калининградская область	Республика Карелия	Ставропольский край	Республика Башкортостан	ХМАО−Югра
Терминальные ценности
Традиционализм	44,5	45,3	54,1	48,9	48,7	57,1	53,8	54,5
Промежуточная позиция	38,3	37,9	32,9	36,2	39,9	28,8	39,5	22,6
Модернизм	17,2	16,8	13	14,9	11,4	14,1	6,7	22,9
Инструментальные ценности
Традиционализм	13,5	16,5	13,7	17,9	14,9	13,2	46,1	19,4
Промежуточная позиция	31,5	32,4	34,5	32	31,2	35,6	45,4	17,4
Модернизм	55	51,1	51,8	50,1	53,9	51,2	8,5	63,2

Уже простое сопоставление пропорций россиян, придерживающихся традиционализма в осмыслении терминальных и инструментальных ценностей показывает, в каком сегменте массового сознания наших сограждан сосредоточен традиционализм, формирующий имидж традиционалистской России, вопреки объективным данным о состоянии ценностной системы в целом.

Процесс модернизации современного российского массового сознания наиболее отчетливо проявляется в пересмотре или отказе от традиционалистского истолкования инструментальных ценностей. Комплекс инструментальных ценностных ориентиров, ставший традиционным за время господства советской распределительной экономической модели и тотальной коллективистской идеологии, активно заменяется инструментальными принципами, более соответствующими условиям деятельности в глобальной рыночной экономике с её ценностями достижительности и индивидуализма.

Традиционализм россиян наиболее рельефно проявляется в их широкой поддержке традиционалистского истолкования терминальных ценностей. Однако поддержка традиционализма на уровне абстрактных императивов отнюдь не служит руководством при планировании поведения в повседневности. Это хорошо прослеживается, например, при сопоставлении масштабов поддержки «традиционности» на абстрактном уровне и той же «традиционности» в конкретной ситуации поведения в общественных местах (табл. 5.2.2).

Таблица 5.2.2

Поддержка традиционализма как самоценности и как правила повседневной жизни,

2014−2018 гг., в % от ответивших по всему массиву

Альтернативы ценностных ориентиров	Позиция на шкале «традиционализм – модернизм»
	Традиционализм	Промежуточная позиция	Модернизм
Традиционализм как самоценность
Надо всегда уважать традиции, обычаи, следовать привычному, принятому большинством или Надо всегда искать новое в жизни, даже если большинство это не примет, и ты окажешься в меньшинстве	49,2	34,0	16,8
Традиционализм как правило повседневной жизни
В общественных местах надо одеваться и вести себя как все, строго следуя принятым правилам или В общественных местах можно одеваться и вести себя как нравится самому, лишь бы не нарушать закон	35,7	32,0	32,3

Как следует из данных, приведенных в таблице 5.2.2, ценность уважения традиций вообще (как терминальной ценности) поддерживается в среднем половиной респондентов (49%) по всем исследованным регионам. Около трети респондентов (34%) находятся в стадии переосмысления своего отношения к традициям и лишь сравнительно небольшая часть респондентов (17%) считают важным следовать всему новому, даже если это вызывает осуждение окружающих. В итоге, на терминальном уровне уважение к традиции явно преобладает над стремлением к новизне вопреки традиции. Однако, если мы зададим тот же самый вопрос об отношении к традиции тем же респондентам, но в контексте принципов, которыми человек руководствуется в своей повседневной жизни (т.е. на инструментальном уровне), то окажется, что только около трети респондентов (36%) считают необходимым доводить общее убеждение об уважении к традициям до уровня правил повседневной жизни. А доля стремящихся следовать инновациям вопреки традиции так же возрастает до трети (32%). Таким образом, складывается парадоксальная ситуация, когда некоторые ценностные принципы повседневности начинают противоречить соответствующим императивам. На абстрактном уровне может подтверждаться приверженность определенным императивам, но на уровне повседневных практик происходит отход от требований этих императивов в соответствии с меняющимися условиями и правилами жизни. Провозглашаемая приверженность традиционалистским ценностным смыслам на идеологическом уровне (или на уровне массового сознания, гражданской идентичности) отнюдь не порождает застоя и косности на уровне повседневности. Можно ли в этом случае говорить о некоей противоречивости современного российского самосознания?

В теоретической традиции, идущей от М. Рокича¹⁹ и продолженной в концепции Ш. Шварца, ценностные системы имеют многоуровневую иерархическую структуру: от ценностных императивов абстрактного идеологического уровня («терминальных ценностей») до разветвленного набора принципов повседневного поведения («инструментальных ценностей»), уже не столь очевидно связанных с соответствующими императивами. В этом теоретическом контексте полученные нами данные о различии в поддержке традиционалистского полюса на терминальном и инструментальном уровнях позволяют предположить, что терминальные ценности в процессе модернизации связанных с ними инструментальных коннотаций нижних уровней постепенно перестают выполнять функцию собственно императивов (предписаний к действию) и начинают функционировать в качестве маркеров общероссийской идентичности, т.е. демонстративных «критериев принадлежности и способов сигнализирования о включенности/исключенности»²⁰, отграничивающих российское культурно-историческое и даже цивилизационное пространство. Согласно Ф. Барту, в ситуации межкультурных (и межстрановых) контактов этнические группы «сохраняются как значимые единицы лишь постольку, поскольку существует маркированное отличие в поведении…»²¹.

На наш взгляд, это относится не только к этническим, но и к национально-государственным общностям, члены которых при внешних контактах стремятся продемонстрировать свою принадлежность к особому культурно-историческому пространству. И не случайно, что в нынешних условиях относительно массового противостояния россиян так называемым «либеральным западным ценностям» на идеологическом уровне в общественном сознании традиционные ценностные смыслы начинают играть роль идентификационных маркеров, подчеркивающих культурно-историческую особость России. Но на уровне повседневного поведения (там, где совокупность ценностей, по мнению Шварца, выступает в роли совокупности конкретных личностных мотиваций) эти традиционные смыслы во все большей степени замещаются смыслами модернистскими. Этот процесс изменения функций некоторых традиционных ценностных императивов, латентное превращение их в идентификационные маркеры можно проследить по результатам социологических исследований, касающихся динамики изменения структуры ценностей россиян²². И здесь важно также отметить, что кажущееся противоречие ценностного императива и принципов повседневной деятельности массовым сознанием не воспринимается как противоречие, поскольку эти явления лежат в разных функциональных плоскостях.

Косвенным подтверждением того, что перечисленные выше традиционалистские ценностные ориентиры актуальны в современном российском обществе не столько как предписания к деятельности, сколько как базовые критерии (или метки, маркеры) принадлежности к сообществу россиян является сравнение уровня поддержки традиционализма респондентами, по-разному ощущающими свою принадлежность к гражданам России. Л. М. Дробижевой сформулировано представление о типологических группах респондентов, ассоциированных и неассоциированных с российским гражданским сообществом²³. К ассоциированным россиянам относятся те респонденты, кто при ответе на вопрос об идентичности «В какой степени Вы ощущаете близость с гражданами России?» высказал значительную степень близости с гражданами России, а к неассоциированным – те, кто не ощущают близости с россиянами и в данном вопросе не определились. Как показали расчеты, между этими группами обнаруживаются существенные различия в характере поддержки традиционалистских терминальных ценностных ориентиров, при отсутствии таких различий в поддержке того или иного полюса инструментальных ориентиров (см. табл. 5.2.3).

Таблица 5.2.3

Распределение позиций на шкале «традиционализм − модернизм» для инструментальных и терминальных ценностей в разных типологических группах россиян, 2014−2018 гг.,в % от ответивших по всему массиву

Позиция по шкале «традиционализм − модернизм»	Ассоциированные россияне	Неассоциированные россияне
Инструментальные ценностные ориентиры (χ2 Пирсона р=0,147)
Традиционализм	30,3	28,7
Промежуточная позиция	52,7	50,3
Модернизм	17,0	21,0
Терминальные ценностные ориентиры (χ2 Пирсона р≤0,001)
Традиционализм	70,3	59,8
Промежуточная позиция	28,3	37,0
Модернизм	1,4	3,2

Традиционалистский полюс терминальных ценностных ориентиров в значительно большей степени поддерживают респонденты, безусловно причисляющие себя к гражданам России. При этом те же самые респонденты не проявляют склонности к традиционализму, когда речь идет об истолковании инструментальных ценностей, непосредственно связанных с повседневной жизнью. Это и дает основания полагать, что ценностные ориентиры абстрактного уровня, манифестирующие уважение к традиции вообще, приоритет моральных норм перед рациональными соображениями эффективности, что в итоге отличает российские культурные диспозиции от западноевропейских – все это присутствует в массовом сознании россиян преимущественно в качестве демонстрируемых символов (маркеров) включенности в российское историко-культурное сообщество. Идейная лояльность этим ценностным ориентирам обеспечивает тождество осознания себя россиянами в историческом времени. В частности, дает основание современным россиянам считать военные, культурные, научные и другие достижения прошлых поколений своими достижениями, включать в категорию «мы» эти прошлые поколения.

Наш вывод о том, что устойчивая поддержка традиционалистских смыслов терминальных ценностей является основой общероссийской историко-культурной идентичности означает, что эта поддержка характерна не только для людей разного возраста и места жительства, но и, в первую очередь, для представителей разных национальных групп и религий современной России. Данные, полученные в исследованиях 2017−2018 гг. позволяют более детально обосновать этот вывод.

Как видно из представленных в таблице 5.2.4 данных, между русскими, татарами и башкирами не существует никаких различий в поддержке традиционалистских смыслов терминальных ценностей на уровне, характерном для всех исследованных регионов России. Причем таких различий нет как на внутрирегиональном, так и на межрегиональном уровне. Разумеется, это не означает сходства культур рассматриваемых народов. Поскольку речь идет о той или иной степени поддержки ценностных смыслов абстрактно-идеологического уровня, то можно говорить об определенном уровне сформированности общероссийской политической культуры, являющейся существенной составляющей феномена политической нации, имеющего надэтнический характер. Существенное различие между сравниваемыми регионами в долях тех, кто находится в процессе переосмысления терминальных ценностей и тех, кто придерживается модернистских диспозиций может свидетельствовать о том, что процесс формирования общей политической культуры в разных регионах России проходит неравномерно. Тем не менее отсутствие различий в долях поддержки традиционалистских смыслов терминальных ценностей позволяет утверждать, что традиционалистская идентичность является общероссийской, независимо от национальной принадлежности.

Таблица 5.2.4

Распределение позиций на шкале «традиционализм − модернизм» для инструментальных и терминальных ценностей в разных национальных группах россиян, 2017−2018 гг., в % от ответивших по всему массиву

Позиция по шкале «традиционализм − модернизм»	Республика Башкортостан			ХМАО−Югра
	Башкиры	Татары	Русские	Башкиры	Татары	Русские
Терминальные ценности
Традиционализм	52,6	49,1	56,1	55,7	49,3	56,1
Промежуточная позиция	41,1	42,7	37,4	24,7	26,8	22,4
Модернизм	6,3	8,2	6,4	19,6	23,9	21,5
Инструментальные ценности
Традиционализм	44,5	46,3	49,7	24,7	14,8	18,8
Промежуточная позиция	46,0	44,5	42,2	21,6	19,6	17,5
Модернизм	9,5	9,1	8,1	53,6	65,6	63,7

Необходимо также обратить внимание на явные различия в уровне модернизированности инструментальных ценностей у представителей всех национальных групп в Республике Башкортостан по сравнению с респондентами тех же национальностей в ХМАО−Югре. Внутри своих регионов русские, татары и башкиры имеют сходные уровни поддержки модернизированных смыслов. Но существуют отчетливые различия между башкирами Башкортостана и башкирами ХМАО, русскими этих регионов, так же, как и татарами, проживающими в Башкортостане и ХМАО. Если мы обратимся к данным, представленным в таблице 5.2.1, то увидим, что респонденты Республики Башкортостан являются самыми традиционалистски ориентированными в отношении инструментальных ценностей. Следом за этим регионом с большим отрывом идут Астраханская область и Ставропольский край. Возможно здесь мы имеем дело с отмеченным ранее на материалах общероссийской выборки традиционалистским «настроем» Юга России²⁴. А ХМАО−Югра, лидирующая по уровню модернизированности инструментальных ценностей, входит в тройку лидеров экономического развития по России ²⁵.

Отсюда следует крайне важный, на наш взгляд, вывод: нет никаких оснований говорить об особом инновационном потенциале (или наоборот – особом традиционализме) тех или иных этнических групп России. Речь может идти, скорее, о традиционалистском (или модернистском) «настрое» массового сознания в том или ином регионе страны, определяемом преимущественно темпами и характером экономического развития регионов, экономической востребованностью инновационных подходов в них.

5.3. Ценностные основания межрелигиозного согласия

Отдельный вопрос – насколько перечисленные выше ценностные основания могут способствовать поддержанию межрелигиозного согласия, особенно − между наиболее многочисленными в России религиозными сообществами православных и мусульман. До сих пор в общественном мнении популярны представления о конфликтности христианства и ислама, наиболее категорично сформулированные С. Хантингтоном: «До тех пор, пока ислам остается исламом (каковым он и останется) и Запад остается Западом (что более сомнительно), этот фундаментальный конфликт между двумя великими цивилизациями и свойственным каждой образом жизни будет продолжаться, определяя взаимоотношения этих цивилизаций в будущем в той же мере, в какой он определял их на протяжении минувших четырнадцати столетий»²⁶. Не вдаваясь в детальное обсуждение концепции Хантингтона²⁷, можно отметить, что, во-первых, православие и ислам принадлежат к общей авраамической традиции, что уже позволяет сомневаться в их имманентной несовместимости и в том, что их вообще правомерно относить к разным цивилизационным моделям. Во-вторых, многовековая история совместного, относительно бесконфликтного проживания православной и мусульманской общин в России также опровергает указанный тезис Хантингтона. В рамках нашего подхода к исследованию ценностей мы полагаем, что межрелигиозное согласие православных и мусульман России может быть основано на общих традиционалистских истолкованиях терминальных ценностей общероссийской идентичности.

В массовом сознании широко распространен стереотип о склонности мусульман к традиционализму. Однако данные проведенного исследования этот стереотип не подтверждают (табл. 5.3.1).

Таблица 5.3.1

Распределение позиций на шкале «традиционализм» − «модернизм» в ценностной системе православных и мусульман, 2017-2018 гг. в % от ответивших в каждом регионе

Позиция по шкале «традиционализм − модернизм»	Республика Башкортостан		ХМАО−Югра
	Православие	Ислам	Православие	Ислам
Терминальные ценности
Традиционализм	50,6	57,3	54,8	50,4
Промежуточная позиция	42,4	36,9	23,6	27,2
Модернизм	7,1	5,8	21,6	22,5
Инструментальные ценности
Традиционализм	46,6	48,2	17,0	22,8
Промежуточная позиция	44,9	43,0	20,1	17,0
Модернизм	8,6	8,7	62,9	60,1

Масштабы поддержки традиционалистских смыслов терминальных ценностей мусульманами обоих регионов никак не отличаются от уровня поддержки тех же смыслов православными. Если сопоставлять диспозиции мусульман и православных внутри регионов, то мы тоже не обнаруживаем существенных различий между представителями этих религий. Таким образом, мусульмане оказываются не большими (и не меньшими) традиционалистами, чем православные. Сходство интерпретации православными и мусульманами терминальных ценностей свидетельствует, на наш взгляд, о формировании среди верующих России разной религиозной принадлежности общей политической культуры.

Важно так же отметить, что между мусульманами и православными внутри регионов не наблюдается различий в уровне модернизированности осмысления инструментальных ценностных ориентиров, в то время как существуют различия этого уровня у мусульман Башкортостана по сравнению с мусульманами ХМАО точно так же, как и у православных сравниваемых регионов. Это позволяет дополнить сделанный выше вывод: нет никаких оснований говорить об особом модернизационном потенциале (или склонности к архаике) представителей тех или иных религий России. Этот потенциал определяется скорее экономическим состоянием регионов, в которых проживают верующие.

Сопоставление оценок респондентами мусульманами и православными текущих социально-политических и социально-культурных реалий России показывает, что по большинству соответствующих позиций анкеты опроса статистически значимых различий не обнаруживается, что свидетельствует о согласованности гражданских позиций мусульман и православных. Однако есть ряд ключевых для поддержания межрелигиозного согласия вопросов, относительно которых в оценках мусульман и православных обнаруживается разногласие. Более детальный анализ оценок, данных респондентами мусульманами и православными, придерживающимися традиционалистских диспозиций, и представителями тех же религий, находящихся в процессе переосмысления ценностей, показывает, что решающий вклад в рассогласованность оценок вносят респонденты, отнесенные нами к этой последней группе.

Например, обнаружена рассогласованность оценок мусульман и православных в некоторых моментах их видения России и ее будущего. Так, есть различия в оценке усилий, направленных на возрождение России, как «великой державы» (табл. 5.3.2).

Таблица 5.3.2

Оценка усилий по возрождению России как «великой державы» мусульманами и православными с различной интерпретацией ценностных смыслов, 2017−2018 гг.,

в % от ответивших по массиву

Оценка усилий власти	Мусульмане	Православные
Традиционализм*
Такие усилия есть	30,5	25,0
Таких усилий нет	69,5	75,0
Промежуточная позиция и модернисты**
Такие усилия есть	37,4	26,5
Таких усилий нет	62,6	73,5
В целом по массиву***
Такие усилия есть	34,0	25,6
Таких усилий нет	66,0	74,4

*Асимптотическая значимость хи-квадрат Пирсона ≥0,208

**Асимптотическая значимость хи-квадрат Пирсона ≤ 0,035

***Асимптотическая значимость хи-квадрат Пирсона ≤ 0,012

Приведенные в таблице 5.3.2 данные в целом по массиву свидетельствуют о наличии определенной рассогласованности между мусульманами и православными в оценке усилий по возрождению России как «великой державы». На наш взгляд, эти данные отражают уже отмеченную ранее в другом исследовании дискуссионность отношения россиян к такому терминальному ценностному ориентиру, как «Россия – великая держава»²⁸. Можно предположить, что это происходит потому, что образ России как «великой державы» был подвергнут травматичной проверке реальностью международных отношений в 1990-е годы.

Однако необходимо обратить внимание, что при относительной согласованности рассматриваемых оценок мусульманами и православными, придерживающимися традиционалистских ценностных смыслов, фиксируется рассогласованность таких оценок во мнениях мусульман и православных, находящихся в стадии трансформации ценностных смыслов, что дает рассогласованность оценок усилий власти мусульманами и православными в целом по массиву.

Такая же рассогласованность позиций православных и мусульман наблюдается в оценке ими одного из важных для многонациональной России, но политически дискуссионного параметра групповой идентичности, как степень ощущаемой близости мусульман и православных с людьми своей национальности (табл. 5.3.3).

Таблица 5.3.3

Ощущение близости с людьми своей национальности мусульманами и православными с различной интерпретацией ценностных смыслов, 2017−2018 гг.,в % от ответивших по массиву

Ощущение близости	Мусульмане	Православные
Традиционализм*
В значительной степени	38,5	30,3
Промежуточная позиция и модернисты**
В значительной степени	34,3	19,4
В целом по массиву***
В значительной степени	36,4	25,6

*Асимптотическая значимость хи-квадрат Пирсона ≥0,138

**Асимптотическая значимость хи-квадрат Пирсона ≤ 0,005

***Асимптотическая значимость хи-квадрат Пирсона ≤ 0,002

На фоне практически одинаковой оценки ощущения близости с людьми своей национальности у мусульман и православных с традиционалистскими ценностными диспозициями особенно заметна небольшая доля переживающих чувство близости со своей национальностью православных по сравнению с мусульманами в группе тех, кто еще не определился в своих ценностных диспозициях. Эти примеры разногласий между православными и мусульманами, касающиеся только тех из них, кто не определился в осмыслении ценностных ориентиров, подтверждают еще раз общий вывод о том, что согласованное видение ситуации представителями разных религий обеспечивается в России сходным традиционалистским осмыслением ценностных ориентиров в рамках формирования общероссийской политической культуры.

Выводы

1. В процессе исследования ценностных оснований консолидации граждан современной России была сформулирована концепция ценностных смыслов, которая, с одной стороны, позволила обобщить проведенные ранее исследования ценностей, а с другой – определить ценностные параметры, составляющие специфическую общероссийскую систему соотнесения (систему координат) восприятия и интерпретации текущих событий в стране и мире, разделяемую большинством россиян и определяющую «традиционалистский» имидж современной России в глобальном пространстве. Согласно этой концепции набор ценностей, их определенная структура в том или ином культурно-историчном сообществе признается относительно постоянной во времени, а процесс ценностной динамики сводится к изменению содержательного наполнения понятий, обозначающих общественные ценности. Эти постепенные изменения содержания той или иной ценности можно расположить между двумя полюсами – традиционалистские ценностные смыслы и модернистские смыслы. Определить текущее состояние данной системы ценностей или сопоставить разные системы можно определив положение рассматриваемых систем ценностей на шкале «традиционализм  модернизм». Традиционный полюс ценностных смыслов определяется нами как центрированный на поддержание стабильности и преемственности во времени данного сообщества, а модернистский полюс смыслов тех же ценностей понимается как центрированный на поддержание определенности и самодостаточности отдельных индивидов (независимости от сообщества). Мы, вслед за другими исследователями ценностей, различаем терминальный и инструментальный уровни ценностей. На терминальном уровне ценностные императивы выполняют роль универсальных критериев оценки событий и явлений, на инструментальном − те же ценностные императивы выступают в роли руководства (или мотивации) к действию в повседневной жизни.

2. Согласно полученным данным, традиционализм россиян наиболее рельефно проявляется в их широкой поддержке традиционалистских смыслов терминальных ценностей (например, «Необходимо уважать традиции и общепринятые правила поведения в обществе»). В то же время происходит процесс активного переосмысления инструментальных ценностей в направлении их модернизации (например, «В общественных местах не обязательно одеваться и вести себя как все, строго следуя принятым правилам»). Это позволяет предположить, что терминальные ценности в процессе модернизации связанных с ними инструментальных коннотаций нижних уровней постепенно перестают выполнять функцию собственно императивов (предписаний к действию) и начинают функционировать в качестве маркеров общероссийской идентичности, т.е. демонстрируемых критериев принадлежности, отграничивающих российское культурно-историческое и даже цивилизационное пространство.

3. В то же время эти терминальные смыслы служат общероссийской системой соотнесения, обеспечивающей общую рамку восприятия событий внутри и вне России. В соответствии с нашим определением традиционалистского полюса сравнительно широко распространенная поддержка традиционалистских смыслов терминальных ценностей означает, что общей основой той или иной оценки событий и явлений современности является то, насколько они отвечают необходимости поддерживать устойчивость и преемственность во времени российского культурно-исторического сообщества.

4. Поскольку речь идет о той или иной степени поддержки ценностных смыслов абстрактно-идеологического уровня, то можно говорить об определенном уровне сформированности общероссийской политической культуры, являющейся существенной составляющей феномена политической нации, имеющего надэтнический характер. Существенное различие между сравниваемыми регионами в долях тех членов сообщества, которые не определились в своем отношении к терминальным ценностям, и тех, кто придерживается модернистских диспозиций может свидетельствовать о том, что процесс формирования общей политической культуры в разных регионах России проходит неравномерно, что скорее всего может быть связано с историко-культурным контекстом их развития.

5. Нет никаких оснований говорить об особом инновационном потенциале тех или иных этнических групп или представителей тех или иных религий России. Речь может идти, скорее, о традиционалистском «настрое» общественного сознания жителей того или иного региона страны, независимо от их этнической или религиозной принадлежности.

Источник:

Глава V в Межнациональное согласие в общероссийском и региональном измерении. Социокультурный и религиозный контексты: [монография] / Отв. ред. Л.М. Дробижева. – Москва: ФНИСЦ РАН, 2018. – 552 с. С. 217-244.

ISBN 978-5-89697-302-7